В.Пастухов. «Можно ли возродить Россию с помощью мафии?»

Факультет глобальных людей: образовательный проект «Новой газеты» и друзей

Новый проект «Новой газеты» — открытый лекторий, в котором будут преподавать интеллектуалы и специалисты международного уровня, по разным причинам временно покинувшие Россию. Третью лекцию в рамках проекта читает Владимир Пастухов — юрист, политолог, профессор Оксфордского университета.

Тема лекции «Можно ли возродить Россию с помощью мафии? 10 тезисов о государственно-криминальном партнерстве»

Тезисы лекции:

Многие пороки русского политического и социального развития имеют сквозной исторический характер. Они являются не столько патологиями, сколько характеристиками русской политической культуры. Приведу два примера: коррупция и репрессивный характер внутренней политики. При более внимательном рассмотрении оказывается, что в истории России практически нет периода истории, когда бы эти два явления не проявляли себя практически в той же форме и в том же объеме, в котором они присутствуют в русской жизни в настоящее время.

Но, если речь идет о политическом влиянии криминала, то здесь ситуация выглядит несколько иначе. Несмотря на то, что Россия никогда не была демократическим и либеральным государством в западном смысле этого слова, она отнюдь не всегда была такой, как сегодня. У авторитаризма, как и у серого цвета, бывает много оттенков. Есть существенная разница между, скажем, Россией Николая I, Александра II, Владимира Ленина, Иосифа Сталина, Леонида Брежнева или Владимира Путина. Хотя все эти режимы, строго говоря, являются недемократическими и нелиберальными. С этой точки зрения такая смычка между властью и криминалом, которую мы наблюдаем сегодня, есть для русской истории явление, если и не уникальное, то, по крайней мере, очень редкое. Я лично полагаю, что такая ситуация ранее наблюдалась лишь дважды — в эпоху Смутного времени, на заре Империи, и в эпоху «распутинщины», во времена ее Заката.

«Государство» и «криминал» являются базовыми парными категориями, которые неразрывно связаны друг с другом как две противоположности, как добро и зло. Это — два самых общих начала общественной жизни, два ее полюса, которые вместе рождаются и проходят рядом через всю историю человечества. Криминал может умереть только вместе с государством. Тень распадется только тогда, когда гаснет свет.

Противоположность государства и криминала является относительной. В определенном смысле слова — это два конкурирующих между собой типа организации общества. Но государство — это искусственная организация, выстроенная вокруг каких-то «внешних» идей, а преступность — это естественная самоорганизация, построенная на голом насилии. То есть, государство и преступность — это два конкурирующих между собой типа социальной организации. Государство — это организация, выстроенная вокруг идей, преступность — это самоорганизация, выстроенная вокруг голого насилия.

Следует иметь в виду, что при определенных условиях противоположности могут перетекать друг в друга. А, когда речь идет о государстве и криминале, то они могут переходить одна в другую очень даже легко, на что справедливо обратил внимание еще святой Августин, который написал, что «во что, как не в банду разбойников, превратится государство, если убрать из него идею справедливости и закона». Но точно также можно сказать, что, если, благодаря мутации, банда придет к необходимости соблюдать закон и справедливость, то она имеет шанс стать государством. И, не так ли исторически вообще возникали и распадались государства?

Мы привыкли к тому, что государства бывают развитые и развивающиеся. При этом по образному выражению Теодора Шанина развивающиеся государства — это те государства, которые на самом деле никуда не развиваются. Но, кроме этого существуют еще и несостоятельные государства — в английской терминологии failed state. Это государства, которые лишены признаков государственности.

Несостоятельное государство легче всего определить используя уже упомянутую формулу Святого Августина. Это государства, которые утратили (или никогда не имели) способность поддерживать справедливость и закон, и вследствие этого деградировали в банду. То есть, несостоятельное государство — это бандитская самоорганизация общества, бандитское самоуправление, выстроенное на насилии.

Сегодня в России сложилось классическое несостоятельное государство в его непосредственной форме, и общей тренд развития состоит в усугублении его несостоятельности. Справедливости ради, следует указать на то, что несостоятельность российской государственности возникла не вчера и не при Путине.

Из того, что Россия является failed state, не следует, что она обязательно слаба. Несостоятельное государство может быть очень сильным на определенных отрезках истории и даже угрожать всем своим соседям. Дело в том, что Россия может привстать на одно колено, встать с колен вовсе, прыгнуть выше головы, поставить на колени всех остальных, и, в конце концов, как варвары разрушить Рим, но с сугубо теоретической точки зрения она будет оставаться failed state. Потому что большая и сильная банда не перестает быть бандой от того, что окажется в какой-то момент самой большой и самой успешной.

Угрозу представляет не наличие в России криминала — он есть везде, не наличие у криминала связей в политических кругах — они есть везде, а возникновение устойчивого альянса между властью и криминалом, сращение их в единую систему. В России были времена, когда уровень преступности был выше, чем сегодня (например, после войны). Но редко когда власть и криминал до такой степени представляли собою единое целое. Причем на всех уровнях — от дела Магнитского в центре, до Кущевки — на местах.

Отличительной чертой современной России является практически открытая легитимизация преступности. Государство признает криминал и криминальные организации своей неотъемлемой частью. Именно поэтому я говорю о том, что Россия стала государственно-криминальным партнерством. Символом этого партнерства стало параллельное и равное существование (хождение) двух типов социальных норм — законов и понятий. Вокруг них выстроились два типа власти — формальная и понятийная.

Уникальность положения Владимира Путина как президента страны состоит в том, что он имеет реальную возможность контролировать обе вертикали власти: формальную и неформальную. Путин — это в одно и то же время и президент по закону, и президент по понятиям.

Государственно-криминальное партнерство не выпадает из русской политической традиции, а прекрасно встроено в нее. Оно есть в известной степени как продолжение этой традиции, так и свидетельство ее деградации.

Особенностью российской государственности, помимо всего прочего, всегда был ее двухуровневый характер. Помимо внешнего «видимого» государства, в России всегда существовало внутреннее «невидимое», которое как раз и было главным. Это невидимое «внутреннее» государство соединяло шестеренки неповоротливого аппарата русской бюрократии и заставляло их двигаться. Так была устроена Российская империя, в которой дворяне были одновременно и государственными служащими и членами особого ордена. Так же была устроена и советская власть, которая была лишь бюрократической оболочкой, в которую была завернута партийная власть. Эта партийная власть пронизывала тело внешней власти как система кровеносных сосудов пронизывает тело человека, не оставляя ни одну клетку организма в стороне. Только эта внутренняя власть и была способна обеспечить бесперебойное функционирование государственного организма в России.

Современное ноу-хау в вопросах государственного устройства состоит в том, что на место, которое раньше занимала коммунистическая партия, была поставлена мафия (в дальнейшем употребляю это слово просто как синоним слова «криминал»). Именно мафии суждено было стать драйвером в новой версии русской государственности. Если первоначально внутреннее государство в России было сакральным, потом идеологическим, то теперь оно стало понятийным.

Это нельзя толковать вульгарно в том духе, что Россия тайно управляется «Политбюро имени Деда Хасана». Но есть основания полагать, что управление Россией осуществляется с учетом мнения этого Политбюро и его интересов. В связи с этим одной из сложнейших проблем при анализе процесса принятия самых разных решений в России, является отсутствие адекватного представления о том, кто является в ней реальным экономическим и политическим субъектом. Иногда создается впечатление, что так называемые богатейшие люди России, имена которых у всех на слуху, являются не более, чем «трасти» мощных криминально-бюрократических кланов, а своих настоящих героев россияне в лицо не знают.

Путин не является создателем государственно-криминального партнерства. Он лишь поставил точку в процессе, который начал развиваться задолго до того, как он пришел к власти. Ему была отведена почетная роль — забить «золотой костыль» и перерезать ленточку. Понять, как это партнерство работает можно только, изучив его эволюцию.

СССР был разрушен вследствие номенклатурно-криминального переворота. Либеральная интеллигенция сыграла в нем роль пушечного мяса (второй раз за сто лет). В конечном счете, она стала, скорее, жертвой перестройки, чем ее бенефициаром. Выиграла от революционных процессов лишь небольшая часть интеллигенции, которая предала интересы своего класса и была кооптирована в криминально-номенклатурное сословие. В целом перестройка стала бенефисом актеров «второго плана» — номенклатуры среднего звена и криминальных лидеров «средней руки».

В основе современного государственного и общественного строя России лежит преступление. Приватизация по своей социальной, политической и правовой сущности была первой рейдерской атакой, набегом, который номенклатура в союзе с мафией и авантюристами совершила на государственную собственность.

В момент, когда обрушилась советская система, ни один человек не имел в своем распоряжении на легальных основаниях достаточно денег, чтобы полноценно участвовать в приватизации, а следовательно осуществлять значимую экономическую деятельность. Анализируя схожую ситуацию, возникшую в период перехода от политики «военного коммунизма» к НЭПу, зять Бухарина Ларин доказал, что такой капитал мог возникнуть только преступным путем. Основные выводы его исследования сводились к следующему: других источников богатства кроме государственной собственности нет; единственный способ накопления — хищение этой собственности тем или иным способом; Ларин классифицирует эти способы, насчитав 12 основных. Думаю, перечень неполон, и ближе к истине был Остап Бендер, насчитавший 400 сравнительно честных способов отъема денег. Тем не менее, можно предположить, что в конце 80-х все произошло по описанной Лариным схеме.

Первыми рейдерами в посткоммунистической России были вовсе не пресловутые «птенцы Чубайса», которым досталось так много шишек, не те, кто разжился на ваучерной приватизации, а партийные функционеры и красные директора, запустившие свою личную приватизацию задолго до Чубайса и Гайдара еще в конце 80-х годов. Эта, до сих пор остающаяся малоизученной страница разграбления государственной собственности с моей точки зрения является самой интересной. Именно в это время при сохранении юридической собственности за государством, фактическое владение имуществом и контроль над предприятиями и их финансовыми потоками перешли в частные руки. Уверяю Вас, что сегодня в Европе живет очень много скромных богатых миллиардеров старше 80 лет, очень ностальгирующих по СССР и совершенно «левых» по убеждениям. Но именно они были пионерами русского рейдерства и новоявленными Корейко.

Ваучерная приватизация создала огромную потребность в наличных деньгах. Доминировали две группы — люди с возможностями (номенклатура) и люди с деньгами и топором (старая мафия и новые бандиты). Участие в приватизации заставило их объединиться. Собственно корни государственно-криминального партнерства уходят в 1991-1993 год. Все истории возникновения сколь-нибудь значимых на федеральном и на региональном уровнях криминальных и политических кланов начинаются в это время.

С 1994 по 1999 — это годы стихийного развития криминальной самоорганизации. Главным методом является пресловутый дарвиновский «естественный отбор» (применительно к ситуации — «естественный отстрел»). В итоге были сформированы вертикально-интегрированные криминально-номенклатурные структуры, которые, в конечном счете, приватизировали государство как таковое. Каждый из кланов имел свою долю в «ООО «Российское государство», но ни у кого не было контрольного пакета акций.

Государство в политическом понимании этого слова к концу века исчезло в России и полностью уступило место криминальной самоорганизации. Это случилось до того, как Путин пришел власти и вне всякой связи с его деятельностью. Это надо четко понимать, чтобы не выстраивать ложных стратегий, в основе которых лежит странная идея возвращения к «демократии 90-х».

Путин не создатель существующего режима — он его оптимизатор. Он пришел к власти, уже зная прекрасно, что никакого государства нет. Есть бандитская самоорганизация с долевым участием в том, что некогда было государством.

У путинской команды было два пути:

- начать создавать государство с чистого листа, то есть, пытаться вернуть в политический оборот закон и справедливость, и, как следствие, объявить всему существовавшему тогда «миру» войну не на жизнь, а на смерть;

- опереться на сложившуюся анархическую криминальную самоорганизацию и сделать из нее «как бы государство», превращая таким образом «криминальное ООО» в «криминальный ГУП» (государственное унптарное предприятие).

Путин выбрал второй вариант. Он предпочел не бороться с криминалом, а превратить его в инструмент государственной политики, тем самым, окончательно размыв грань между государством и преступностью. Этот выбор, по-видимому, был обусловлен целым комплексом объективных и субъективных факторов:

- это был более понятный ему путь;

- в этом пути было меньше рисков;

- он соответствовал его врожденному, природному правовому нигилизму.

Развитие государственно-криминального партнерства началось с конфликта между властью и криминалом, который, кстати, многие ошибочно приняли за начало борьбы с преступностью. Однако, это было весьма специфическое столкновение — так одна банда «наезжает» на другую банду с целью подчинить ее себе. Целью власти было не столько искоренение преступности, сколько подчинение преступности и управление ею. То же самое происходило в это время в экономике под кодовым названием «борьба с олигархами». В результате той спецоперации Ходорковский сел в тюрьму, а остальные остались при своих деньгах. Аналогичным образом Барсуков сел в тюрьму, а Дед Хасан остался управлять «общаком». Барсуков ведь тоже может задать вопрос — почему именно он? Мало ли в России «ночных губернаторов»? Но он его, конечно, не задаст.

Впоследствии, криминал, как и все остальные значимые социальные группы в России, разделился на «системный» и «несистемный». Воры теперь тоже стали «наши» и «не наши». В этом не было ничего специфического, потому что таким же образом возникли: системный и несистемный бизнес, системная и несистемная оппозиция, и даже системные и несистемные адвокаты. Правда, системные адвокаты выделились позже в отдельную профессию — «решалы». Это была часть общего процесса формирования «неототалитарного государства». Но в основу нового тоталитаризма были положены не коммунистические идеологемы, а понятия криминального мира. Но это тема отдельного разговора.

Золотой век «мафиозного государства» наступил в 2003 — 2007 годах. Это было время наиболее эффективного симбиоза власти и криминала. Символично, что приблизительно в это время отделы по борьбе с организованной преступностью были ликвидированы. Их место, судя по некоторым «утечкам», заняли «отделы по взаимодействию с организованной преступностью». Криминал стал использоваться как «внешний сервис», ему поручалось то, что государство не могло сделать само легальными средствами (например, отъем собственности, похищение налогов или легализация денежных средств). В обмен государство в массовом порядке печатало индульгенции. Так возникла «каста неприкасаемых», если воспользоваться терминологией Билла Браудера.

К 2007 году закон и справедливость в России умерли, символом чего стали начавшиеся именно в это время «дело Магнитского» и второе дело Ходорковского. Правосудие стало привилегией немногих. Однако Кремль это не волновало. Руководителям нравилась брутальная эффективность «криминального менеджмента». Какая разница, каким образом решаются задачи, если они решаются.

Институциональная анархия

За все надо платить. Эффективное «криминальное государство» очень скоро выродилось в институциональную анархию. Криминал очень быстро пророс внутрь отстроенной Кремлем системы. Таким образом «криминальный ГУП» превратился в «криминальный колхоз». Произошла «интериоризация хаоса». Если в 90-е годы анархия было чем-то внешним по отношению к власти, то теперь она стала скрытым имманентным качеством самой власти. Борьба банд за влияние на власть сменилась борьбой бандитских кланов внутри самой власти. Все вернулось в ту точку, от которой государство стартовало в 1999 году.

На завершающем этапе происходит перерождение не только государства, но и криминала. После того, как криминал проникает внутрь государственности, становится ее подкладкой (изнанкой), происходит перераспределение основных источников пополнения криминального бюджета. Традиционные статьи доходов, такие как торговля наркотиками, проституция, торговля оружием и так далее, теряют свое значение. На первый план выходит расхищение государственного бюджета. Именно государственный бюджет становится основной целью и основной добычей криминала. Это загнивание системы происходит в два этапа.

На первом этапе криминал просто встраивается в бюджетный процесс, он сопровождает любую трату бюджетных денег, будь то распределение научных грантов студентам университета и сотрудникам какого-нибудь академического института или проведение Олимпиады. Масштаб на самом деле не имеет значения, потому что, как ни странно, механизм отката приблизительно одинаков и там, где распределяется миллион рублей, и там, где речь идет о миллиарде долларов.

На следующем этапе появляются технологии, позволяющие извлекать деньги из бюджета в чистом виде как нефть из недр. Это, прежде всего, всевозможные механики «возврата налогов», которые известность которым дало все то же «дело Магнитского». Второй этап знаменует собой завершение эволюции системы — она превращается в идеальную «математическую модель». Государство собирает налоги в официальный бюджет для того, чтобы криминал перекачивал их напрямую в теневой бюджет, где они перераспределяются между заинтересованными группами.

Внедрение криминала в бюджетные отношения привело к появлению в России теневого бюджета, находящегося в «совместном ведении» государства и работающих на него криминальных элементов. Магнитский, возможно, расследуя обстоятельства хищения 5,4 миллиардов бюджетных средств, случайно обнаружил свидетельства существования этого бюджета и один из каналов его наполнения, что предположительно могло стать косвенной причиной его гибели. Об этом подробно писала «Новая газета».

Параллельное существование двух бюджетов — официального и теневого, — делает необходимой постоянную легализацию денег (отмывание денег). Превращение безналичных денег в наличные, вывод из в офшорные зоны стало особой отраслью экономики. Судя по материалам журналистских расследований, эту важнейшую для криминальной экономики функцию исполняют преступные элементы, фактически работающие под контролем спецслужб. Периодически вследствие внутрикорпоративных конфликтов общество сотрясают громкие скандалы в этой сфере. Но не один из них не был доведен до логического конца. И объяснение этому очень простое. Без этих групп, без их эффективной работы государство существовать не может. Государство не просто зависит от криминала, но оно вынуждено уже само порождать криминал, чтобы продлить свое существование.

В финальной стадии государственно-криминальное партнерство оказывается абсолютно неэффективным. Оно деградирует до уровня насоса, выкачивающего ресурсы из России в оффшорные зоны в самом широком смысле этого слова. Сегодня ни один бюджетный проект не может быть реализован успешно именно по этой причине. Стоимость любого проекта с участием государства в России вне зависимости от его масштаба, как правило, бьет олимпийские рекорды. Политически несостоятельное государство оказывается, в конечном счете, экономически несостоятельным.

Государство, изнутри выстроенное вокруг идеи голого насилия, не сдерживаемое в своей внутренней политике никакими законными ограничителями и не признающее на практике никакую справедливость, кроме справедливости силы, неизбежно будет руководствоваться аналогичными принципами в своей внешней политике. Поэтому, рано или поздно, мафиозное государство оказывается втянутым в войну, поскольку война является для него имманентным способом разрешения любых конфликтов. Нельзя быть обремененным внешними договорными отношениями, не чувствуя себя обремененным внутренним законом и собственной конституцией. Криминальные основания современной российской государственности выталкивают его в войну, делают войну неизбежной.

Парадоксальным образом война является и самым опасным врагом криминального государства. От общества, вступившего в войну, требуется совершенно иной уровень внутренней мобилизации (ресурсной, психологической и так далее), чем от общества, пребывающего в состоянии мира. Война ставит общество перед непосредственной угрозой исчезновения, потери территорий, разрушения привычного образа жизни. Этот вызов заставляют общество включать ранее не задействованные механизмы самосохранения. В первую очередь, это потребует от общества подавления криминала и его влияния на государство. Потому что в условиях мира бездарный криминальный менеджмент еще можно терпеть, а в условиях войны он абсолютно недопустим, так как обеспечит неминуемое поражение. Таким образом, неизбежные следствия криминализации общества и государства вступают в прямой и непосредственный конфликт со своими собственными основаниями.

Исторически известны три формации в рамках которых удавалось подавить беспрецедентно высокую коррупцию: либеральная демократия, коммунизм и нацизм. Какой именно путь изберет Россия предугадать невозможно, коммунизм уже был, а либеральную демократию русское общество в массе своей отрицает.

Источник: http://www.novayagazeta.ru/tv/studio/62804.html